Неточные совпадения
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с
пеной разбегались по песку. От реки
в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть
в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно
погружался в воду.
Одна из нерп вынырнула так близко от лодки, что гребцы едва не задели ее веслом по голове. Она сильно испугалась и поспешно
погрузилась в воду. Глегола схватил ружье и выстрелил
в то место, где только что была голова животного. Пуля булькнула и
вспенила воду. Через минуты две-три нерпа снова появилась, но уже дальше от лодки. Она с недоумением глядела
в нашу сторону и, казалось, не понимала,
в чем дело. Снова выстрел и снова промах. На этот раз нерпа исчезла совсем. Она поняла об угрожающей ей опасности.
Только что пьяницы пропели покойнику вечную память, как вдруг с темного надворья
в окно кабака раздался сильный удар, глянула чья-то страшная рожа, — и оробевший целовальник
в ту же минуту задул огонь и вытолкал своих гостей взашей на темную улицу. Приятели очутились по колено
в грязи и
в одно мгновение потеряли друг друга среди густого и скользкого осеннего тумана,
в который бедный Сафроныч
погрузился, как муха
в мыльную
пену, и окончательно обезумел.
Он
погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия,
в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее горячей мечтой, сбегает струею по ее округленным плечам, плещет жаркою
пеною по лебединой шее, подкатывается волною под грудь, замирающую сладким восторгом; он липнет летучею брызгою к горячим устам ее, и черные кудри целует, и впивается
в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.
— Да, я укоряю Его. Иисус, Иисус! Зачем так чист, так благостен Твой лик? Только по краю человеческих страданий, как по берегу пучины, прошел Ты, и только
пена кровавых и грязных волн коснулась Тебя, — мне ли, человеку, велишь Ты
погрузиться в черную глубину? Велика Твоя Голгофа, Иисус, но слишком почтенна и радостна она, и нет
в ней одного маленького, но очень интересного штришка: ужаса бесцельности!